6159BDE9-D133-43AB-B620-ADBA28303CC6

Говорить нельзя молчать

Вокруг суицида много мифов, образ самоубийцы стигматизирован, а родные погибших нуждаются в поддержке, но зачастую остаются вне поля зрения. При этом в нашей стране есть законы о «пропаганде» самоубийств, но нет системы помощи суицидентам и их близким. Ей занимаются немногие. Среди них — волонтеры под руководством психотерапевта Марии Азизян. Она закончила магистратуру по психологическому консультированию в ВШЭ и основала проект «Избери жизнь». В интервью The Vyshka восполняем недостаток информации о проблеме.  

Тишина должна быть разрушена

В нашем обществе тема суицида — табу. Говорить об этом страшно и болезненно. Это что-то неизвестное, непонятное — в первую очередь для тех, кто не сталкивался с подобным.  

Из-за всеобщего молчания люди, у которых возникают трудности, не понимают, что с ними происходит, и не осознают, что им можно помочь. Они должны узнать: мысли о самоубийстве бывают даже у здоровых людей, это нормально, с этим можно что-то сделать.  

В нашей стране много мифов вокруг психологической помощи, особенно психиатрической. Например, считается, что нуждаться в помощи психиатра стыдно. Но мы же не стыдимся, когда у нас заболевает рука или нога?  

Нужно рассказывать о суициде. Нужно публиковать статьи о ментальных заболеваниях, о тяжелых ситуациях, о помощи, которую можно оказать. Мы видим, как это приносит результаты.

Чем больше сейчас пишут о депрессии, тем реакций в духе «Соберись, тряпка» становится меньше 

О законодательстве против «пропаганды» суицида   

Сложно сказать, приносит ли это больше пользы или вреда. Ценно, что в эфир не попадают материалы, которые призывают убить себя, рассказывают, как сделать это. Но запрещают не только их. Не раз Роскомнадзор присылал требования удалить статью или ветку с форума нам, но мы-то как раз помогаем суицидентам.  

Законодательные ограничения нужно доработать, прописать четкие критерии. У нас не очень понятно, на что опираются эксперты, реагируя на ту или иную публикацию. В западных СМИ регламенты определяют, как можно, а как нельзя писать о суициде. Риск подать информацию так, что она подтолкнет человека к самоубийству, есть; но, если следовать определенным правилам, этого не случится. Одно из таких правил — в конце каждого материала помещать контакты центра помощи или номер телефона доверия.  

Стена непонимания

Многие уверены, что настоящий самоубийца никогда не будет говорить о своих намерениях. Но это не так: даже закрытые люди перед тем, как оборвать жизнь, нередко пытаются попросить кого-то о помощи. Жаль, если в такой момент им не верят.  

Если человек говорит, что хотел бы умереть, даже если он не собирается обязательно доводить дело до конца, — он нуждается в помощи. Это означает, что ему плохо

Он не может обратиться к другому человеку иначе. Нет больше способов рассказать о своей боли.

Иногда мы не осмеливаемся взглянуть правде в лицо. Например, родители нередко настолько боятся проблем, что отодвигают от себя любые мысли о том, что их ребенок нуждается в профессиональной помощи.  

Многим самоубийцы представляются людьми, которые пытаются манипулировать окружающими или намеренно причинить им боль. А в своей работе я вижу совсем обратные ситуации: такие люди часто заботятся о близких, оберегают их — и это становится еще одной причиной молчания. Более того, в депрессии человек может быть уверен, что он обуза и, если он умрет, тем, кого он любит, будет лучше. Но это в нем говорит болезнь и это не так.

Выхода нет?

Порой может казаться, что все безнадежно и никто не в силах помочь. Когда человеку настолько плохо, ему сложно увидеть что-то еще, кроме своей боли, — она словно наполняет все. Но это известно специалистам, и с такими кризисными состояниями тоже можно работать, их можно снять.  

Если человек рассказал о том, что с ним происходит, это уже значит, что надежда есть. Иногда его нужно приводить к специалисту буквально за руку и начинать лечение.

Что испытывают те, кто рядом

Сложно представить ситуацию, в которой близкие самоубийц не чувствуют вины

Это естественно, что после такого потрясения они думают: «Что мы могли сделать иначе? Каков наш вклад? Как теперь с этим жить?» Суицид близкого — всегда травма. Это событие, которое переворачивает всю жизнь. Доказано, что для родных самоубийц риск суицида повышается.  

В такой ситуации человек не должен оставаться в одиночестве. Не нужно стесняться обращаться к профессионалам. О том, что покончил с собой кто-то из родных, говорить тоже бывает неловко, но в этом нет ничего постыдного. Это такая же смерть, такая же потеря, как и любая другая, но она еще тяжелее.  

Эту боль нельзя заставить исчезнуть, но ее можно облегчить. Работа с психологом может помочь как в первое время, когда важно как-то выстоять и обрести почву под ногами, так и в дальнейшем.  

Личный опыт

Когда я потеряла сестру, мне очень не хватало человека, с которым я могла бы говорить об этом. Мне казалось, что это такая болезненная, невыносимая тема, которую я не имею права с кем-то разделить.

И это, наверное, одна из самых тяжелых сторон подобного опыта — что ты остаешься один на один с переживаниями

Суицид близкого — это тяжелее, чем просто потеря. Это что-то еще про отношение, которое человек выражает своим поступком — и ко мне тоже. Он уходит и от меня тоже, и это особенно больно.  

Еще мы часто требуем от себя переживать разные непростые события в ускоренном темпе. Понятно, что об этом не говорится прямо: «Нормально для человека горевать вот столько». Но это где-то витает, это есть, я это слышу от родственников самоубийц, которые приходят ко мне на терапию.

В свое время мне нужно было, чтобы кто-то сказал: «Горюй столько, сколько тебе надо, это нормально»

Требования за год каким-то образом все внутри себя уложить и идти дальше абсурдны. Как это может быть, когда такое произошло?

Сейчас я понимаю, что тогда мне пригодилась бы плотная работа с психологом, — жаль, что такой возможности не было.  

Как (не) помогают суицидентам и их родным в России

В Москве есть кризисный центр при ГКБ № 20, где можно пережить тяжелое время. Там работают замечательные профессионалы, наследники школы Айны Амбрумовой (суицидолог, создала первый в СССР телефон доверия — прим. The Vyshka), и мне очень близок их взгляд. Человек со столичной пропиской может обратиться туда бесплатно. Кроме того, можно позвонить на горячую линию. К примеру, в Московскую службу психологической помощи населению (номер 051 — прим. The Vyshka), и, насколько я знаю, там все-таки есть хорошие специалисты.

В масштабе целой страны этого недостаточно. Системы помощи, рассчитанной на суицидентов и их родных, в России нет. О попытках ее создать я слышала, но, похоже, они закончились ничем. Сейчас я вижу только движение в сторону запретительных мер, но они не работают. Ситуация не меняется от того, что ее замалчивают.  

Но есть то, что мы в силах сделать сами, не дожидаясь реакции государства. Каждый из нас может узнавать информацию о том, как быть с людьми, которые говорят о самоубийстве, — и распространять ее. Я вижу, как это работает: ко мне приходят люди, которые уже прочитали что-то и теперь относятся к своему состоянию по-другому. Но важно и другое: так тема суицида перестанет быть табу.

Текст: Елизавета Шапатина

Редактор: Екатерина Воробьева

Фотографии: Екатерина Дегтярева