Европа: случайное величие
Редактор рубрики и преподаватель ВШЭ Кирилл Мартынов объясняет, зачем стоит прочитать книгу Джека Голдстоуна “Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории 1500-1850” (М., Издательство Института Гайдара, 2014)
Кому нужно читать: всем, кто пытается проследить генезис современного мира и понять, что будет с миром дальше;
Почему надо читать: ради аргументации автора, отвергающего исключительность Европы и указывающего на то, что Европы как центра мира могло и не быть вовсе;
Что будет с вами после прочтения: вы увидите Европу в истинном свете и тенях;
Политолог Джек Голдстоун написал небольшую книгу, посвященную самой популярной, пожалуй, теме в современных социальных науках: почему Запад стал богатым, и что нужно сделать другим регионам мира, чтобы повторить этот успех. В современном смысле слова под Западом понимается множество территорий, включая США, Австралию и, возможно, даже Японию, объединенных своими высокими жизненными и технологическими стандартами. Но изначально в этой роли выступила лишь Европа, точнее, небольшая ее часть, лежащая к северу от традиционных центров античной и средневековой цивилизации.
Мы привыкли думать о Европе в определенном ключе и уже забываем, что в действительности она представляла из себя периферийный, небольшой и малонаселенный регион Евразии, который очень долго отставал от реальных культурных и технологических центров мира — Ближнего Востока, Индии и Китая. Голдстоун подчеркивает это обстоятельство и утверждает, что даже к 1750 году Западная Европа мало чем отличалась от других территорий планеты. Она состояла из небогатых аграрных государств, которыми правили монархи, — точно так же как в России или в Османской империи. Эпоха Великих географических открытий для европейцев означала не столько покорение мира, сколько выход провинциальных португальских и голландских торговцев на развитые азиатские рынки.
Случившееся затем возвышение Европы аномально и не может объясняться ни в терминах географии, ни в терминах культуры. Здесь Голдстоун полемизирует с такими авторами как Джаред Даймонд с его знаменитыми “Ружьями, микробами и сталью”, построенными на идее географического детерминизма, а также, разумеется, с Максом Вебером и его “Протестантской этикой и духом капитализма” (культурный детерминизм) и Чарльзом Тейлром (“Две теории современности”), выводящего европейский модерн из его христианских корней. По Голдстоуну, Европе, скорее, просто повезло: цепь благополучных случайностей привела к созданию условий для постоянного опережающего роста.
Открытия, сделанные в классической науке XVI-XVII веков, поставили под сомнение одновременно авторитет Библии и античности — двух традиций, на которых было в течение веков основано западное знание. Результатом стал расцвет свободомыслия и скептицизма. Думать теперь нужно было не как скажет учитель, а так, чтобы можно было установить истину и получить пользу. Это запустило целый конвейер социальных и технологический инноваций, начиная от Французской революции и заканчивая паровым двигателем и железной дорогой (идея возникла из совмещения силы пара и старых средневековых вагонеток, использовавших деревянные рельсы для вывоза угля и железа из шахт).
В науке произошло несколько революций: во-первых, математизация физики, сделавшая возможное точное знание (математика в Античности считалась применимой лишь к сфере вечных небесных тел, но никак не к хаосу подлунного мира, математика занималась статичным, физика — движущимся). Во-вторых, благодаря усилиям Фрэнсиса Бэкона, ставка была сделана на индуктивные экспериментальные методы.
Еще одним ключевым фактором стали итоги эпохи религиозных войн XVI-XVII века, которые привели к зарождению либерализма, понятого не как абстрактная схема, но как повседневная практика. Люди искали ценности, которые позволили бы жить им в мире, несмотря на различие в религиозных убеждениях. Протестантские страны вроде Англии и Пруссии предоставили своим подданным право самим определять свои отношения с религией, результатом чего стало развитие атмосферы терпимости и плюрализма, поощрявшей научные и социальные эксперименты.
Наконец, утверждает Голдстоун, в первую очередь в Британии сложилась такая модель общественных отношений, где ученые, предприниматели и политическая элита находились в постоянном взаимодействии друг с другом. Так что задачи одной группы находили решения у другой и наоборот. Это резко отличает европейский и британский опыт от ситуации в других регионах планеты, где ученые выступали в роли ушедших из мира монахов и аскетов-философов. Ответ Голдстоуна, таким образом, состоит в том, что Европа стала регионом опережающего развития, исходя из изменения модели накопления, распространения и применения знаний, что весьма похоже на современные теории в сфере образовательной и академической политики. Чтобы создавать и использовать науку, нужны институты, и история Европы сложилась так, что это стало возможным к середине XVIII века.
Ответы Голдстоуна, считающего связь научного знания и христианства случайностью, а влияние географии Европы на политику религиозных войн незначительным, могут показаться недостаточно глубокими и полными. Случайность как фактор, объясняющий все изменения, не может стать фундаментом новой научной теории, которая поставила бы автора в один ряд с Вебером или Марксом. И все же в книге “Почему Европа” есть один несомненный плюс: он показывает, что наше богатство и наша картина мира сложились в результате накопления не слишком больших изменений и что они, вероятно, не будут вечными.
В фантастическом биопанк-романе американского писателя Паоло Бачигалупи “Заводная” рассказывается о мире, где источники энергии исчерпаны, но продолжают развиваться генные технологии, и на этом фундаменте строится новая биотехнологическая цивилизация. Место действия “Заводной” — Бангкок, который теперь в значительной степени отрезан от западного мира и стал центром региональной южно-азиатской цивилизации. Несмотря на это, герои романа продолжают рассматривать Запад как потенциального лидера мира, источник новых технологий, культурных новаций и потенциальных угроз. Даже в далеком будущем из фантастических романов позиции Запада кажутся нам неоспоримыми.
Голдстоун же говорит, что в долгосрочной перспективе развития человечества величие Запада покажется явлением временным и довольно-таки незначительным. Когда-то европейцы пришли на своих парусниках в великие цивилизации Востока и обогатились за их счет. Теперь Восток и мир в целом будет брать свое.
