Фильм-портрет, реабилитация «дока» и локальные режиссеры: современное кино России
26 сентября 2022 года президиум Киноакадемии России сообщил, что не будет представлять какую-либо картину отечественного продакшена на «Оскаре». Хотя с 24 февраля российское кино оказалось отрезанным от независимой оценки мировых критиков, оно живет и в нем формируются новые тенденции. The Vyshka пообщалась со студентами ведущих киновузов России, чтобы узнать, что нового появилось в кино, что для кино значит фильм-портрет и почему документальный кинематограф снова популярен.
Предисловие
Чтобы понять современный кинематограф, можно проанализировать опыт прошлых лет. Недавно «Кинопоиск», знаменитый своими киноэссе, выпустил анализ фильмов последних десятилетий. В «лихие девяностые» режиссеры пытались переосмыслить жестокую, почти средневековую реальность через сарказм и создание гротескных образов («Ширли-мырли», 1995). А в период с «нулевых» до настоящего времени постановщики экспериментируют с сюжетами и образами. В эту эпоху путинский гламур («Глянец», 2007), российские аналоги ромкомов (киноальмах «Елки») и поколение режиссеров «новые тихие» («Свободное плавание», 2006) борются за зрительские симпатии. Однако все режиссеры 21 века ярко и очевидно ставят в центр своей истории человека: показывают, как он любит, страдает и пытается найти свое место в обществе, которое так быстро меняется.
Вместе с новыми направлениями развития отмечается бум производства. Если в 1995 году сняли 46 фильмов, то, например, в 2010 году их уже было 160. Рост числа кинолент связан с двумя важными трендами. Первый — переход с пленки на цифровые камеры. Его называют главной технической революцией в кинематографе 21 века. Второй — возникшая «техническая доступность, которая дала возможность экспериментальному, „гаражному“ кино проявить себя наряду с большими киностудиями». Этим поделился в интервью с The Vyshka Василий Смирнов, главный редактор журнала «Сеанс». Техническая доступность выражается в смартфонизации общества — теперь каждый человек может качественно и быстро документировать происходящие вокруг события.
В 21 веке у режиссеров появилась возможность свободно арендовать киноаппаратуру. Благодаря этому современный кинематограф стал разносторонним, теперь он не вписывается в рамки определенных кинематографических школ и жанров. Малоизвестные, локальные и начинающие режиссеры вышли на мировую сцену вместе с культовыми фигурами киноискусства типа Линча и Джармуша. Кинокритик Антон Долин* назвал их частью «Системы Авторов — тех, которые с большой буквы». Помимо знакомства с мировыми постановщиками и андерграундными режиссерами современный зритель смог также открыть для себя якутское кино.
Новое кино республики Саха
Режиссер и художница Светлана Романова — коренная жительница Якутска. До 2014 года она училась визуальным искусствам, жила и работала в Калифорнии. А в 2015 году Романова вернулась в Якутию и начала работать над несколькими кинопроектами о родине. Она дебютировала на фестивале научно-популярного кино «Мир знаний» в 2022 году с документальным фильмом «Кюсюр/Стадо 9» о природе и традициях республики Саха. Ее работы — это исследования двух групп коренных народов, к которым она сама принадлежит — саха и эвенки.
Год назад она написала очерк о феномене якутского кино. Режиссер называет современное состояние якутского кинематографа и его существование формой демонстрации лишь «образа» своей земли. Якутское кино создает образ Сахи, который сформировался за ее пределами. Самих якутов Романова называет «актом присвоения, апроприацией». Речь идет не о том, как западные режиссеры заимствуют якутскую культуру. Сами локальные режиссеры принимают западную ментальность, трактовки социальных классов, культуру потребления, которые совершенно непривычны для настоящей якутской культуры. По мнению Романовой, воспринимать якутский кинематограф коммерчески выгоднее, если используются западные нормы.
Тем не менее, республике Саха все-таки удается развивать «сильные независимые кинематографические практики», которые признают международные критики и эксперты кинематографа. К числу режиссеров-сенсаций якутского направления причисляют Костаса Марсаана, который работает в жанре «тубэлтэ» — фольклорных историй о таинственном и ужасном. Последние работы Марсаана в этом жанре — «Мой убийца» 2016 года и «Иччи» 2021 года. Также отмечают творчество Михаила Васильева-Лукачевского («Белый день», 2013), Татьяны Эверстовой («Его дочь», 2016) и других. По мнению Романовой, через кинематограф народ республики начинает исследовать собственную индивидуальность как независимая этническая группа.
Вместе с интересом к якутской культуре в современном кинематографе стали очевидны и другие тенденции. О них нам рассказали студенты главных киноуниверситетов России.
Евгений Третьяков. СПбГИКиТ
КИНО КАК АТТРАКЦИОН РАЗВЛЕЧЕНИЙ И ЯЗЫК РЕАЛИЗМА
Кино 21 века, на мой взгляд, — это основной аттракцион развлечения. То, что должно быстро съедаться, перевариваться, в целом даже забываться. C другой стороны, кино сейчас, как и многое другое в искусстве, призвано тут же реагировать на любые события, которые происходят [в мире]. [Режиссеры] меньше увлекаются переработкой прошлых лет, снимают про прошлое и историю. Кино начало разговаривать языком социальных проблем, реализма. Мой земляк Андрей Петрович Звягинцев погрузил нас всех в определенный жанр русского кинематографа, который ждали на Западе — драматический, мрачный, безнадежный.
КИНЕМАТОГРАФ БОЛЬШОГО АВТОРСТВА УШЕЛ В ПРОШЛОЕ?
В эпоху Тарковского и вообще кинематографа 20 века люди открыли, какое количество времени можно записать на пленку. Естественно, им хотелось это сделать. К тому же, это был большой 20 век, когда люди осмысляли глобальные потрясения эпохи. Возможно, сейчас происходит что-то аналогичное, а возможно, нас только ждут «глобальные потрясения». Я сам сталкиваюсь с неустойчивой действительностью, в которой мы обитаем последние два-три года. Постоянно что-то сверх тебя и обстоятельств вмешивается и реконструирует реальность.
Еще кино омолодилось. Многие молодые ребята приходят в киноуниверситеты, на факультеты режиссуры сразу после школы. И их основная ошибка в том, что они пытаются пережить через экран опыт, которого у них еще нет или он не развивался у них на глазах.
МОТИВ АВТОБИОГРАФИЧНОСТИ
Сейчас начал расти региональный кинематограф — это, в целом, обо мне. Мой учебный фильм «Я дома» был снят в родном городе. У меня была четкая цель снять его в Новосибирске, рассказать о городе через художественность. Есть такой человек — Александр Сокуров. Для многих, кто учится кино и телевидению, он является человеком-маяком. Сокуров вырастил Балагова и плеяду ребят, которые работали и работают с Роднянским и формируют интересный русский кинематограф, колоритно-региональный, та же Кира Коваленко. Он всегда говорит, что надо переживать свой опыт, свои переживания и впечатления. Для меня это близко. Как я расскажу чью-то историю, если я ее не видел и не пережил? Это будет неправдой, зрители мне этого не простят никогда. У Тарковского все его творчество — это личные переживания, даже в фантастических фильмах типа «Соляриса» и «Сталкера», в которых под оболочкой все равно авторская глубокая история. Кому-то это кажется эгоистичным, мне кажется это правильным.
Псевдодокументальный фильм Жени «Я дома» рассказывает о летних днях 22-летнего Максима, который собирается уехать из родного новосибирского Академгородка для обучения в магистратуре. Сам Женя Третьяков родом из Новосибирска, поэтому для него это глубоко личная история. Короткометражный дебют попал в шорт-лист 29-го кинофестиваля «Святая Анна».
Мария Минькина. ВГИК
РОССИЙСКИЙ ФИЛЬМ-ПОРТРЕТ
Я буду говорить про документальное кино, я его больше понимаю, чем игровое (вид киноискусства, построенный на игре актеров и сценарии. Противоположность игрового кино — неигровое, к которому относится, например, документальное и научно-популярное кино — прим. The Vyshka). Кино России отличается от того, что снимают в Европе. Мой преподаватель шутит, что только в России существует жанр фильм-портрет, потому что российские режиссеры, особенно студенты, очень любят снимать фильмы как бы «портретом» одного человека.
Режиссеры очень углубляются в человека, пытаются вывести его на исповедь всех своих грехов, чтобы он рассказал, что он за личность, выдал все на камеру. К сожалению, я этим тоже грешу. Из-за углубления в одного человека мы не выходим на какое-то обобщение. Из этой темы мы не делаем что-то универсальное, что-то объединяющее множество людей. Мы не думаем, как это каждый зритель примерит на себя. Должно быть что-то еще, кроме сверхцели рассказать об интересной истории какого-то одного человека.
«Любите Баха!» — 13-минутный фильм Марии Минькиной о пианисте Александре Майкапаре. Презентация короткометражного фильма состоялась на Всероссийском конкурсе научно-творческих проектов студентов и аспирантов «Консерваторская наука». Позже он был показан на кинофестивале «Святая Анна» и был отмечен среди фильмов-призеров и фаворитов.
О РЕАБИЛИТАЦИИ ДОКУМЕНТАЛЬНОГО КИНО
Я точно чувствую, что сейчас очень благоприятное время для документального кино. С появлением социальных сетей люди начали с любопытством смотреть за жизнью других. Документальное кино как раз стремится показать не идеальный образ или несуществующую историю, а «живую» жизнь, которая осмысляется автором и подается с целью и дополнительным значением.
Я абсолютно согласна с тем, что сейчас документальное кино — это не чистый док, не чисто школа Марины Разбежкиной, не чисто прямое кино (метод создания документальных фильмов, который основан на наблюдении за событиями по возможности без вмешательства в их естественный ход — прим. The Vyshka). Например, потому что очень часто используется анимация. Для одной дисциплины половина моей мастерской сделала научно-популярные фильмы, в которых есть анимация или игровые вставки. Я сама сейчас очень увлекаюсь анимацией, причем не компьютерной, а прикладной, в которой есть ощутимость, тактильность.
Мне кажется, что док сейчас может быть любым — хроникой, анима-доком (документально-анимационный фильм — прим. The Vyshka), то есть на основе документальной истории может быть анимационный фильм, или это может быть мокьюментари — стилизацией под док (псевдо-документальный фильм, которому присуща имитация документальности — прим. The Vyshka). Мне нравится, когда в док можно вписать что угодно. Ты можешь сделать что-то чисто музыкальное, чисто поэтическое, чисто пластическое, что хочешь можешь сделать.
Марина Разбежкина — режиссер более 30 документальных полнометражных фильмов, сценарист, продюсер и член жюри фестиваля «Кинотавр». Она основала вместе с художественным руководителем «Театр.doc» Михаилом Угаровым авторскую «Школу документального кино и театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова», чтобы научить студентов «не только смотреть на окружающую реальность, но и видеть ее».
ЭТИКА ВМЕСТО ЭСТЕТИКИ
Сейчас, к сожалению, я очень сильно замечаю, даже на студенческих фестивалях, например, на нашем ВГИКовском фестивале, зацикленность режиссера на чем-то определенном. Иногда люди берут какую-то тему, очень острую, и забывают о том, что есть еще много деталей и мыслей, о которых было бы интересно узнать. На единственной острой теме не сделаешь фильм. Нужно глубокое раскрытие конфликта. Бывают очень непонятные фильмы — думаешь, что это попытка стать Тарковским или кем-то еще, но нет этой базы, которая нужна, чтобы стать таким человеком.
«КИНО ДОЛЖНО БЫТЬ ЧЕСТНЫМ»
Надо снимать о том, что тебе самому интересно, что вызывает волнение и переживания. В центре истории, в идеале, должен находиться герой, который тебе приятен и интересен. С людьми [во время съемок] придется провести несколько месяцев, общаться с ними и снимать их каждый день.
Документальное кино должно быть очень честным — в отношении своего героя и в отношении самой работы. Даже если ты что-то не хочешь показать про героя, потому что это его порочит, это не перестанет быть его важной деталью, которая дополняет образ. Может быть, эта деталь странная, но будет честно сказать о ней. От этого герой не станет ужасным человеком, он просто станет человечнее. Я до сих пор придерживаюсь мнения, что документальное кино должно быть честным. Режиссер может что-то изменить, чуть-чуть переформатировать реальность. Главное, чтобы при этом сохранялась основная мысль.
Также существует нюанс, который меня очень тревожит: манера поведения и отношение режиссера к герою. В частности, речь о режиссерской провокации. Если режиссер провоцирует героя, это не всегда плохо. Допустим, этично, когда режиссер говорит герою, что произойдет какое-то событие, и предлагает ему сходить туда вместе. Герой соглашается, и режиссер наблюдает, как герой ведет себя во время этого события, постановщик помещает героя в обстоятельства по его согласию. К сожалению, иногда я не понимаю, как режиссер способен специально выводить героя на слезы, давить на него болезненными темами.
В кино главное — это интерес к теме, зарождение определенной формы, сцепленной с этой темой. Когда я смотрю свой фильм, я хочу чувствовать тепло. Необходимо, чтобы кино воспринималось как что-то живое. Это организм, который существует, и если что-то убрать из него, то он не будет жить дальше. Все [режиссеры] хотят, чтобы их фильм чувствовался как что-то честное и живое. Не всегда мы знаем, как это сделать естественно, потому что это очень сложно. Но все к этому стремятся.
Главным словом, характеризующим современное кино, является многозначность. Оно призвано развлекать, давать людям забыться. Но также кино напоминает нам о том, какие коренные изменения сейчас происходят в обществе, как они влияют на облик человека, которого традиционно помещают в центр сюжета каждой киноленты. Об этом особенно хорошо рассказывает документальное кино, которое становится все популярнее. Антон Долин* отмечает, что в современности россиян «абсолютно теряется смысл искусства, его производства, его потребления, его анализа». Сейчас у людей новая потребность — «этот смысл искать и находить». Возможно, российский кинематограф находится именно на пути поисков новых смыслов и ориентиров и в конце его говорить о своих чувствах будет проще.
*Антон Долин признан иностранным агентом.
Автор: М.П.
Редактор: Алина Хафизова
Иллюстрации: Мария Минькина, Евгений Третьяков
