«Дождь», журфак и Вышка: интервью с Машей Борзуновой
Мария Борзунова, специальный корреспондент телеканала «Дождь», рассказала о непростой и не до конца оправдавшей ожидания учебе на журналистике в Вышке, профессиональном пути, о работе на федеральных каналах и о том, как выглядит современное медиа-пространство.
О выборе факультета
На момент поступления я уже понимала, что это будет Вышка (Мария закончила факультет журналистики ВШЭ — прим. The Вышка). Весь 11-й класс училась на подготовительных курсах по журналистике в МГУ. Но все-таки Вышка по атмосфере, по тому, какие темы там были на сочинении, по вопросам на собеседовании понравилась больше, и я захотела учиться именно там.
А так, к слову, я училась в химико-биологическом классе. И в будущем собиралась становиться ветеринаром. Ветеринаром — скорее от безысходности. Я тогда думала, что, раз люблю животных, люблю им помогать, то почему бы и нет. Будет же классно. А потом к нам в школу открыть кружок журналистики пришла моя знакомая, учащаяся на тот момент на журфаке МГУ. Меня друг туда затащил, просто попробовать. Я написала какой-то текст, и та знакомая мне говорит: «И ты что, правда собираешься ветеринаром быть? Тебе надо на журфак идти». И вот после этих слов я задумалась. Я же никогда не думала, что могу чем-то подобным заниматься. А действительно, почему бы и нет? После этого, за год до поступления, произошли огромные для меня перемены. Мне уже не нужно было учить химию-биологию. Я начала интенсивно углубляться в литературу, русский, английский язык. У меня были неплохие баллы по ЕГЭ, и вступительные я хорошо сдала. Но в Вышку же поступают гении. Поэтому я изначально понимала, что на бюджет не поступлю, и немного расслабилась, договорилась с родителями, что обязательно поступлю на скидку. Которую потом все, конечно же, теряют.
Рейтинг и борьба за скидку
Я недавно вспоминала, как мы с подругой плакали на первом курсе из-за того, что нам поставили 9 по газете. Мы реально рыдали. Сидели на лавочке у факультета и плакали, почему не 10. Вот тогда мы еще парились из-за рейтинга. А уже потом, курсе на 3-4 ты понимаешь, что этот рейтинг тебе толком не нужен. Ты слетаешь со скидки. Все мы слетаем со скидки. Особенно после того, как завалили экзамен по истории. Абсолютно все слетели, у кого она была. Ко всему прочему, я никогда не была человеком, который может просто сидеть и зубрить. У меня, к сожалению, нет усидчивости, усердности. Но при этом у меня всегда были достаточно высокие оценки, особенно за практические занятия, а вот зубрить — нет, это не мое.
Учеба на журналистике
Сначала учиться было очень тяжело, так как, во-первых, нужно было перестроиться, привыкнуть к ежедневным поездкам в Москву из Подольска и обратно. А во-вторых, некоторые предметы давались совсем непросто. Особенно история. Не помню, какой другой предмет я учила дольше. Тогда очень много сил и времени уходило на то, что мы просто учились все планировать, успевать и поучиться, и как-то для себя пожить. Новая интересная жизнь очень захватила, хотелось больше проводить времени с друзьями, но при этом мы постоянно учились. Только потом уже понимаешь, что тут можно чуть подзабить, там можно пропустить. Я всей душой люблю Высшую Школу Экономики, но, согласитесь, есть же бесполезные пары. Вот, например, история журналистики. Почему-то каждый новый преподаватель считал нужным начать свой курс со слов «печатный станок изобрели тогда-то». И вот эта шарманка повторялась, повторялась.
И тогда возникает вопрос: зачем я буду туда ходить? Чтобы что? Чтобы в сотый раз услышать про печатный станок?
Родители особенно не знали мое расписание. Они просто были уверены, что я не запущу ситуацию, хоть и пропускаю что-то. Они, конечно, знали, что я не отличница, но при этом не доведу все до грани отчисления.
Третий-четвертый курс был очень тяжелым. Просто потому что у меня был полноценный рабочий день. И вот ты работаешь, с 13 до 22, потом ты едешь в Подольск, просыпаешься, летишь в университет к 1 паре, пишешь по пути очередное эссе, а еще скоро диплом, сессия, потом ты сразу бежишь на работу, опять в Подольск… И вот это была гонка. Особенно на 3-м курсе, я тогда толком не спала, практиковала порой этот 15-минутный сон. А ближе к 4 курсу преподы уже как-то притесались, начали с пониманием относиться. Еще у меня была такая практика: я ложилась в 11-12 вечера, вставала в 4 утра и начинала учить. И ведь есть же такая теория, что это самые правильные, эффективные часы для сна. Поэтому я старалась не зубрить до утра, а ложиться пораньше. Правда, по вечерам выживать уже было очень тяжело.
Начало карьеры
На старших курсах понимаешь, что университет — это очень хорошо. Он не дает тебе размазаться на поверхности, он тебя собирает, структурирует. Но при этом, конечно, не нужно забывать, что практика невероятно важна. Я устроилась на работу на «Дожде» в 2014 году, в конце 2-го курса. И 3-4 курс я уже проводила там полный рабочий день, поэтому в университете появлялась не очень часто. Все преподаватели видели, что я не просто прогуливаю, они наблюдали в том числе результат своей работы со мной. В Вышке вы все знаете друг друга, знаете преподавателей… Это сильно спасает в подобных ситуациях.
Помню, на 3 или 4 курсе я пришла на экзамен по предмету, на парах которого я не была ни разу. Вообще ни разу. Я в первый раз видела преподавателя, преподаватель в первый раз видел меня. Я пропустила все его пары, потому что тогда был процесс над украинской летчицей Надеждой Савченко в Донецке, и я постоянно ездила туда в командировки. Просто не вылезала из этого Донецка. А заседания суда выпадали на пары. Ну вот, приезжаю на экзамен. У меня спрашивают: «Какой у вас билет?». Я сажусь, читаю, говорю: «Знаете, вы меня, наверное, видите в первый раз. Я вас тоже. Мне очень приятно познакомиться. Мне очень стыдно, но вот такая ситуация. Я просто отрабатывала процесс над Надеждой Савченко». И он говорит: «Да? Ну и что вы думаете про процесс?» Мы с ним все обсудили, после чего он у меня спрашивает: «7 или 8?». Мне было достаточно и семи.
Я очень рада, что настоящей журналистикой начала заниматься еще тогда. Знаю много своих однокурсников, которые выпустились, не имея никакого опыта работы
Тогда им было очень тяжело сориентироваться, куда идти, что делать. Одно дело, когда ты приходишь стажироваться просто потому, что у тебя практика от университета. Ты там работаешь, пробуешь себя, тебя замечают, берут, выращивают. Ты становишься журналистом, профессионалом еще в стенах вуза. А другое дело — когда тебе 21-22, ты закончил университет, часть твоих однокурсников уже работает года два или три. У них есть опыт. И ты выходишь… ты и на стажировку не можешь пойти, потому что тебе уже нужно деньги зарабатывать. И опыта у тебя в то же время нет, чтобы эти деньги получать. К тому же, журналистика сейчас переживает тяжелые времена, с ней все гораздо хуже, чем было, например, еще лет пять назад. И тогда-то было тяжело найти хорошее издание, куда ты можешь устроиться, а сейчас-то тем более.
Реалии современной журналистики
Сейчас очень мало изданий, в которых ты можешь работать, не кривя душой. В которых ты можешь быть действительно журналистом. Хватит буквально одной руки, чтобы пересчитать эти издания по пальцам. Но и у них, к сожалению, все не очень хорошо. Их давят, им тяжело выживать в таких условиях. Они, конечно, пытаются существовать, но, как вы сами понимаете… Есть лишь отдельные журналисты, отдельные издания. Я пришла на телеканал «Дождь», когда его только отключили от всех кабельных сетей. Это был совершенно другой канал. Тогда «Дождь» объявил о подписке, проводились марафоны о спасении «Дождя». Тогда людям действительно было интересно и важно услышать новости. Услышать объективную информацию, увидеть картину мира.
Сейчас есть такое ощущение что люди скорее хотят закрыться от новостей, не хотят об этом узнавать
«Что, опять пытки в колонии? Слушайте, я не буду, я знаю, что все плохо, зачем мне будут про это опять рассказывать? Зачем я еще должен платить вам деньги, чтобы открывать и видеть опять весь этот негатив?». А как про этот негатив не рассказывать? А как иначе? Но люди устали, у них сейчас совершенно другое настроение. Никто не может постоянно читать про пытки, про вечные суды, про уголовные дела за репосты. Когда появилось видео о пытках в Ярославской колонии, его расшерили все, за этим активно следили, были потрясены, впервые увидев, как это происходит. Сейчас же, как вы думаете, сколько собирают просмотров новости об очередных пытках? Все. Ушло это. И так во всем, на самом деле, и с новостями.
Чтобы изменить эту ситуацию у нас, во-первых, должна быть свобода слова, как бы это банально ни звучало. Изданий, которые честно рассказывают о том, что реально происходит и которые стараются представить перед нами полную картину происходящего, сейчас очень мало. Если бы, допустим, телеканал «Дождь» не был бы под подпиской, у нас было бы все нормально с деньгами, мы могли бы жить на широкую ногу. На «Дожде» мы могли бы делать то, что хотим делать, мы показывали бы всем, а не только подписчикам. Это очень обидно порой. Ты делаешь какую-то историю, ты хочешь, чтобы все посмотрели, а в итоге это доступно только ограниченному кругу лиц.
Мониторинг количества подписчиков
В эти вопросы я стараюсь не влезать, потому что когда журналист начинает думать о таких вещах, он в этом закапывается. А на самом деле тебе нужно думать о другом. О том, чтобы сделать классно, круто и интересно. Ты должен знать, какую тему раскрыть, что сейчас важно. Ты должен это чувствовать. А не думать, что есть подписка… Поэтому я стараюсь об этом не думать, хоть мы и живем в этих реалиях… У нас там специальный отдел есть, они этим и занимаются.
Обращение к первакам, поступившим на журналистику
Ох, ребята, что ж вы не посоветовались? (смеется — прим. The Вышка) А на самом деле, несмотря на то, что я училась на отделении деловой и политической журналистики, и мы были все такие серьезные и важные, многие мои одногруппники очень легкомысленно относились к учебе. Вот, например, меня очень удивил один случай. К нам приходила вести лекции журналистка глянцевого издания, не очень известного. Ее слушали тогда человек пятьдесят. Я сидела тогда и не понимала — они что, издеваются? И приходила к нам как-то на факультет Светлана Рейтер, абсолютно гениальная, великая. И у нее на лекции сидело человек десять. Показательно.
Не знаю, кто сейчас идет в журналистику. Если туда идут люди, которые действительно хотят что-то сделать, которые действительно хотят заниматься профессией, это круто. Вперед, ребята, давайте! Но не все, кто идет на журфак, хочет стать журналистом, вот и все. Я недавно встретилась со своими однокурсницами. Кто-то занимается семейным бизнесом, кто-то еще где-то, а журналистами-то стало очень, очень мало людей. Возможно, во время учебы ты немножко разочаровываешься, узнаешь современные реалии и решаешь не заниматься этим.
Многие рано или поздно просто заключают сделку со своей совестью и идут работать на «Лайф», «Россию-1» или другие федеральные телеканалы
Я очень надеюсь, что ребята, которые сейчас пошли на журфак, во-первых, осознают, что сейчас происходит в профессии и, во-вторых, сделают в определенный момент правильный выбор.
Я поступала на фоне протестов 2011-12 года. Когда 100 тысяч выходили на улицы, телеканал «Дождь» единственный все это транслировал, показывал. Именно показывал, а не освещал, добавляя свои мысли по этому поводу. Это было очень классное время. И тогда я заинтересовалась политической журналистикой. В 2014 году, я пришла на телеканал «Дождь», который тогда отключили от всех сетей, со стажировки на «Русской планете» – она тоже была прекрасным изданием. А ушла я оттуда потому, что там не поставили заметку моего друга. Тогда стало понятно, что «Русская планета» – все, с ней все ясно. И я пошла на «Дождь». Это было странно, уходить из издания, которое загибается, в то, которое сейчас сильно давят. Такие были реалии в 2014 году.
Но я, конечно, не говорю о том, что все слишком плохо, что сейчас совсем нет изданий, которые можно читать. А то, наверное, в моих словах можно услышать призыв не идти в журналистику. Нет, это не так. Этим надо заниматься, это надо делать. И есть очень крутые издания, которые делают достойные вещи. «Медиазона», например. Надо равняться на такой уровень, брать с них пример.
Я стараюсь читать разные издания. Мне просто надо все читать. Сейчас буду вести программу Fake News. Там мы разоблачаем фейки на федеральных телеканалах. Поэтому мне надо будет Дмитрия Киселева и Владимира Соловьева по вечерам отсматривать (нервно смеется — прим. The Вышка). А так, с удовольствием читаю Медиазону, Медузу. Зачастую я слежу не за определенными изданиями, а скорее за конкретными авторами. Журналисту очень важно делать обзор всех изданий, просто потому, что при работе на новостях необходимо понимать повестку, общую картинку того, кто что пишет.
Текст: Екатерина Романова
Фото: Александра Нефедова
Редактор: Светлана Киселева
