photo_2023-02-23 18.32.03

«Сегодня происходит торжество политики над правом», — студенты-юристы рассказывают, как защищают активистов по антивоенным делам

По данным правозащитной организации «ОВД-Инфо»*, с 24-го февраля полиция задержала 19 535 человек, завела 5 601 административное дело  о «дискредитации армии» и преследует 443 человека по уголовным статьям за антивоенную позицию. Защитниками активистов по антивоенным административным делам в судах часто становятся студенты-юристы, которые еще не окончили обучение в вузе. Мы поговорили с ними и узнали подробности их правозащитной деятельности. 

Прошло 12 месяцев с тех пор, как 24 февраля 2022 года Владимир Путин объявил о начале «специальной военной операции» на территории Украины. По стране прошла волна протестных акций против начала вооруженного конфликта. Государство стало активно преследовать людей с антивоенной позицией — появились новые статьи в уголовном и административном кодексах: за «дискредитацию российской армии» (ст. 20.3.3 КоАП и ст. 280.3 УК РФ) и распространение «военных фейков» (ст. 207.3 УК РФ). 

По данным правозащитной организации «ОВД-Инфо»*, с 24-го февраля полиция задержала 19 535 человек, завела 5 601 административное дело о «дискредитации армии» и преследует 443 человека по уголовным статьям за антивоенную позицию. В судах им помогали в том числе защитники, у которых пока еще нет высшего образования. Многие из них выступали от правозащитных организаций. 

На сегодня Кодекс об административных правонарушениях позволяет любому человеку выступать защитником или представителем по административным делам в суде. Для этого не требуется юридического образования или адвокатского ордера. Мы поговорили со студентами-юристами и узнали подробности их правозащитной деятельности.

Варя, 4 курс МГЮА

Почему ты решила защищать по антивоенным делам?

Раньше я не защищала в судах, работала с правом интеллектуальной собственности и арт-правом, но мне всегда казалось, что юриспруденция для меня должна быть «про людей». Всегда хотелось в первую очередь видеть за каждым случаем человеческую историю, поэтому постепенно я начала искать ту сферу, где я найду именно это. Так я пришла в правозащиту. 

Расскажи о своих кейсах. Как проходит процесс в суде?

На самом первом заседании я защищала чудесную женщину, которая вышла на одну из центральных улиц с плакатом, призывающим к миру. Я долго готовилась, материалы дела были такими абсурдными, что я не могла поверить в то, что человека можно признать виновным. Заседание началось с криков судьи, отклонения моих ходатайств и доводов. Подзащитная искренне пыталась донести до суда, что она просто хочет прекращения насилия, потом сказала, что ее пенсия всего лишь 12 тысяч. Судья довольно хмыкнула, а потом зачитала постановление, где назначила штраф 20 тысяч рублей. В тот момент у меня рассыпались все иллюзии, которые старательно впечатывались в голову на университетских семинарах. Помню только, как вышла из зала. 

Моя подзащитная плакала, я тоже хотела плакать, но рядом стояли приставы и полиция, поэтому такого удовольствия они были лишены. 

Следующие заседания прошли уже намного легче. Я выстроила стену между собой и судьей, больше не терплю никакой агрессии в свою сторону или сторону тех, кого я защищаю. В какой-то степени я рада, что первое заседание у меня прошло именно с этой судьей. Она действительно все еще возглавляет мой мысленный антирейтинг. Благодаря этому опыту у меня есть четкое понимание, что даже если исход дела понятен, то я не дам «ломать» человека, который доверил мне защиту. Сегодня в сумме у меня около 80 дел. Примерно 10–15% из них закончились снижением штрафа благодаря доказательствам, которые мы принесли.

Бывали ли сложные ситуации?

Однажды мой подзащитный вышел в пикет с плакатом, где была цитата Льва Толстого: «Патриотизм — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Патриотизм есть рабство». Это дело вызвало резонанс в прессе, в зале дежурили приставы. Было смешно, что на протяжении часа меня контролировал человек с оружием, следя за всеми моими действиями. Это было весной, когда только ввели статью за дискредитацию [российской армии]. Сотрудники ОВД «Хамовники» сразу обнаружили в том плакате дискредитацию и призывы к свержению власти. Заседание по этому делу длилось больше часа, хотя обычно весь процесс занимает 15—20 минут. Мы допрашивали свидетеля, смотрели скриншоты из «Википедии». В итоге судья нашла выход и переквалифицировала статью из дискредитации в нарушение ковидных мер.

В таком случае в постановлении ссылаются на «Указ Мэра Москвы N 12-УМ от 05 марта 2020 года „О введении режима повышенной готовности“ ». Для ссылки на него дело нужно переквалифицировать в ст. 20.6.1 КоАП о невыполнении правил поведения при чрезвычайной ситуации или угрозе ее возникновения. Тогда такая комбинация позволяет ограничивать любые нежелательные акции. Ссылаются на него, просто потому что это универсально и очень удобно. Для «дискредитации» нужно сидеть и что-то выдумывать, а тут уже готовый запрет.

Такой вид переквалификации сейчас большая редкость. В деле «Льва Толстого» это случилось, на мой взгляд, только благодаря общественному резонансу, потому что доказательства изначально были до абсурда смешными, но судья не могла позволить просто прекратить дело, поэтому нашла такой выход. В апелляционной инстанции судья долго расхваливал ее за такую находчивость. Ковидный указ очень удобная мера для контроля за публичными акциями — всегда можно на него сослаться.

Расскажи о своем сотрудничестве с «ОВД-Инфо»*

Я выступаю от правозащитной организации. В текущих условиях никто не может гарантировать 100% безопасность, но «ОВД-Инфо»* оказывает нам максимальную поддержку. Это классно, потому что мы всегда можем обсудить какие-то спорные ситуации или просто получить помощь в работе. Нам стараются предоставить много материалов и практики для работы. Иногда мы собираемся, чтобы обсудить новые кейсы, организационные вопросы или научиться чему-то новому. Еще недавно «ОВД-Инфо»* организовал психологическую помощь для защитников. Думаю, у нас очень хорошая модель рабочих отношений, мы всегда слышим друг друга.

Как ты относишься к происходящему?

Многое изменилось после 24-го февраля. Я больше не знаю, чем хочу (и смогу) заниматься в будущем, но точно понимаю, что это обязательно должна быть помощь людям. Все сложности показали важность для меня человечности. Тревога сейчас — часть моей жизни, но я стараюсь не поддаваться. Да, в какой-то степени я усомнилась в правосудии. Мне хочется верить, что у коллег, работающих в других сферах, например, с бизнесом, какая-то другая ситуация, что там возможно добиться правосудия, но все чаще мои надежды разбиваются. Я больше всего хочу быть юристом, но с каждым днем наши инструменты помощи урезаются и сжимаются.

Иногда я останавливаюсь посмотреть на статую Фемиды в Мосгорсуде. Стоит она, кстати, почему-то на восьмиконечной звезде (сходство с тюремной символикой — прим. ред.).

Кирилл Румянцев, выпускник СГЮА (на момент начала военных действий обучался на 4 курсе)

Как ты пришел в правозащиту?

Все началось с 24-го февраля. Тогда сотни людей вышли на улицы в знак протеста против СВО (специальной военной операции — прим. ред.). Я вышел на одиночный пикет с плакатом: «Россияне против войны**, Россияне против Путина, Мир Украине». Дальше было незаконное задержание и несколько часов, проведенных в ОП—1 (отделе полиции № 1 — прим. ред.) г. Саратова. После чего меня отпустили с предостережением «о недопустимости антиобщественного поведения».

У меня не было в планах заниматься антивоенными судами, но после 24-го февраля стал помогать по политическим статьям. Начинал с защиты себя самого, потом защищал друга, после уже обращались за помощью незнакомые люди со схожими взглядами. Я по-другому не мог.

Меня 4 года учили хорошие преподаватели, как отстаивать права человека, а тут само государство стало покушаться на эти права, в частности, на свободу слова. 

Как руководство вуза относится к твоей деятельности?

Уже через несколько дней [после задержания] я был у директора Института юстиции СГЮА, который отчитывал меня за противоправные действия. Мне прямо говорили, что учиться в правовом вузе и участвовать в одиночных пикетах против власти нельзя. Позиция руководства академии заключается в полном следовании курсу власти. «Если ты его не разделяешь или плохо относишься к Путину, то тебе тут не место»,— примерно так мне объяснили в кабинете у директора. 

С преподавательским составом, наоборот, проблем не было. Один из преподавателей попросил быть осторожнее в моей деятельности, так как слышал о моих проблемах с руководством. Большинство одногруппников старались избегать эту тему, так как это небезопасно в стенах академии. Многие из них поддерживают мои взгляды, но боятся последствий, так как они в скором времени станут судьями, прокурорами и госслужащими и не хотят портить карьеру. Свобода слова — страшный враг СГЮА.

С какими делами ты работал?

Были интересные кейсы. Молодой человек разместил аватарку в «Вконтакте» со знаком «пацифик» (международный символ мира, разоружения, антивоенного и антиядерного движения — прим. ред.) и текстом «Нет могилизации, нет войне**». И еще несколько подобных постов. У него был обыск, который полиция оформила как осмотр места совершения административного правонарушения. После этого у молодого человека изъяли телефон и ноутбук. Он не выходил на связь с раннего утра до обеда, успел только написать в «ОВД-Инфо»* и мне, что пришли с обыском. Мы долго искали его по отделам полиции и через уполномоченного по правам человека. В итоге нашли в одном из отделов полиции. 

Через 1—1,5 месяца мы добились возвращения техники, все вернули. Парня оштрафовали в последний день истечения срока давности по административному делу, к слову, в воскресенье. Его родители наняли адвоката, который ничего толкового не посоветовал, кроме как идти на суд в последний день истечения срока привлечения к ответственности. Максимально плохая идея, но я узнал об этом только после суда. 

В самом решении суда были ошибки. Вывод написан по ст. 20.3.3. КоАП, а сама мотивировка — по ст. 20.2. КоАП. Первая половина документа — про дискредитацию армии, а вторая — про митинги и пикеты. Странное решение. Как будто судья просто скопировал и забыл удалить. Теперь дело совсем затихло. Вероятно, не смогли собрать достаточных доказательств или не было команды привлечь к ответственности, а хотели только попугать. 

Было и такое: 24 февраля за полчаса до митинга подсудимый стоял в одиночном пикете на центральной площади города с листом А4, где было написано «война** — зло». После чего его задержали сотрудники полиции в штатской одежде и доставили в ОП, где составили протокол за участие в митинге. В суд мы вызвали свидетелей-полицейских. Они путались в показаниях, не могли ответить, видели ли они подсудимого на митинге, или он был задержан до него. Полицейский, который задерживал, в суд не явился. Судья отказался совершить привод. По нашему мнению, отсутствовали достаточные доказательства для объективной стороны правонарушения по статье 20.2 КоАП РФ.

Следующий кейс: мужчина средних лет вышел в одиночный пикет с плакатом «Я против войны**, Путин — не Россия». Его задержали, после составили протокол по ст. 20.3.3. КоАП РФ. Судья отклонила все доводы в его защиту, так как Вооруженные Силы РФ на тот момент (судья выносила определение 11 марта — прим. ред.) действовали только на территории ДНР и ЛНР и защищали международный правопорядок, а плакат дискредитировал их действия. Судья пришла к такому выводу самостоятельно, без назначения лингвистической экспертизы. Апелляция — без результата, [постановление] оставили в силе. Этого мужчину я консультировал по телефону, так как не успевал приехать на заседание.

Ты не боишься защищать по антивоенным кейсам? Как ты относишься к происходящему?

Мне не страшно защищать по таким делам. Я занимаюсь политикой, поэтому выработался иммунитет от страха правоохранительных органов. Эмоционально — тяжело. Всегда тяжело прилагать много усилий и не добиваться положительного результата. Но это позволяет развиваться, искать новые пути защиты и улучшать свои практические навыки. 

Мне страшно понимать, что большинство людей уже забыли про СВО. Сводки с фронтов стали привычным явлением. Пропаганда стала нормой. Политические преследования уже никого не возмущают, они стали частью нашей жизни. 

Я хочу жить в России, хочу жить в современной и демократичной стране. Единственное, что меня мотивирует, — это желание изменить действующую систему, которая ведет мою страну к изоляции. Сегодня появились законы о фейках. Их цель — закрыть рот всем несогласным с действиями российских властей. Это политические статьи, которые должны быть отменены, и чем раньше, тем лучше. Единственное, о чем я могу сейчас мечтать, — чтобы остановилось кровопролитие на территории Украины.

Дарья Антонова, выпускница факультета права НИУ ВШЭ (на момент начала боевых действий обучалась на 4 курсе, имя и фамилия изменены) 

Как выглядит работа правозащитницы?

Я работаю совместно с правозащитной организацией. Для того чтобы вас допустили в судебное заседание в качестве защитника, адвокатского статуса не требуется. Скажу даже больше, не требуется и диплома в сфере права. Это единственная категория дел (административные дела — прим. ред.), в которой нет требования о высшем образовании. Просто КоАП у нас «динозавр» по сравнению с остальными кодифицированными актами, он самый неструктурированный, отражает далеко не самый высокий уровень юридической техники, но в данном случае нам это на руку. Однако для того чтобы попасть в отдел полиции к подзащитному, адвокатский ордер понадобится, поэтому мы (без статуса) представляем интересы именно в суде, а наши адвокаты ходят в том числе в полицейские участки. 

Расскажи о своем опыте. Бывали в практике абсурдные случаи?

Бывают «кринжовые» дела. В аэропорту мужчина сделал замечание женщине за то, что у нее сумка с изображением перечеркнутого Путина. Он спросил, не стыдно ли ей, и требовал, чтобы она убралась с глаз долой. Она ответила, что это ее право — сидеть, где она хочет, после чего он «настучал» на нее, преследовал по аэропорту, привел сотрудников полиции. Она в итоге не попала на свой рейс. Это было дело по ст. 20.3.3 КоАП РФ (дискредитация действий ВС РФ — прим. ред.), и ей дали по минимуму наказания.

С объявлением частичной мобилизации вообще был бум. В какой-то день я была в суде с самого утра до двух часов ночи. Все выходные писала жалобы к судам, потому что апелляционное заседание по «арестникам» (люди, которых обвиняют по статьям, предусматривающим административный арест, — прим. ред.) обязаны провести не позднее чем через день после подачи жалобы. Мне назначили на понедельник, потому что на субботу у всех судей в Мосгорсуде уже было битком заседаний по митингам в связи с частичной мобилизацией. 

Как на тебя повлияло то, что сейчас происходит?

Сегодня происходит торжество политики над правом, хотя конкурировать они вообще не должны, тем более поглощать одно другое. Так что то, что происходит, — это, конечно, произвол и беззаконие. Месяце на пятом моей деятельности мне начало казаться, что все, что я делаю, — зря. До этого я держалась и понимала, что мы этим занимаемся в том числе ради психологической поддержки, чтобы не оставлять человека один на один с системой, ведь большинство людей впервые оказываются в подобной ситуации и не знают элементарных правил процесса.

Потом для меня лично этого мотиватора стало не хватать, хотелось какого-то профессионального продвижения и результатов. Что я сделала с этим? В первую очередь напомнила себе, что делаю это ради людей, что сейчас тяжелые времена, и все же важно оказывать протестующим хоть какую-то помощь. Во-вторых, я пошла дополнительно работать в другую правозащитную организацию, которая занимается более сложными и длительными делами, где больше интеллектуального процесса и шансов на положительное решение. Такой подход помогает мне и самой расти, развиваться как профессионалу, и иметь больше моральных сил заниматься делами по КоАП РФ.

Мария Тиллерт, Московская высшая школа социальных и экономических наук

Что для тебя правозащита?

Защищая с «ОВД-Инфо»*, я нахожусь в нескольких статусах сразу. Статус политического активиста — это один из способов поддержать людей и посочувствовать им. В любой момент я могу оказаться на месте человека, которого защищаю, и вот именно здесь — страх. Он абсолютно одинаковый как у меня, так и у моего подзащитного. Поэтому, когда судят меня, я прибегаю к помощи адвоката «ОВД-Инфо»*. В статусе подзащитной мне нужна такая же моральная поддержка, которую я оказываю людям в рамках процесса в статусе защитника.

Теоретически, я могу защитить себя сама, мне хватает юридических знаний, но моральная сторона этого вопроса — это очень тяжело. Очень сложно сочувствовать людям. Все то, что я ощущаю, трудно излагать: это зачастую звучит, как заезженные мысли. Мне самой, безусловно, нужна какая-то эмоциональная разрядка: например, услуги психолога или взаимодействие с такими же, как я, людьми, чтобы понять, какие способы справляться используют они. Также я практикую неформальное общение с подзащитными, мне очень важно понимать, какого человека я защищаю, как они сами оценивают ситуацию, в которую попали. 

Как начало военных действий повлияло на твою жизнь?

Сегодня ситуация сложилась так, что карьерные планы поменялись: я стала заниматься международным правом, некоторые зарубежные стажировки сорвались. Но это не вопрос отношения к войне**, не вопрос антивоенной или провоенной позиции. Я защищаю людей, я защищаю их возможность выражать свои взгляды. Работа в «ОВД-Инфо»* и политический активизм, как я уже говорила, — это очень близкие вещи, и риски зачастую во многих аспектах сходятся. Например, была ситуация, когда адвоката за некоторые выражения антивоенной направленности в суде самого же стали судить по статье 20.3.3 КоАП, то есть за дискредитацию Вооруженных Сил РФ. 

Чем больше опускаются руки, тем больше горят глаза.

Возникает чувство, что моя деятельность проходит зря. Особенно когда сообщаешь подзащитному, у которого в первом заседании еще горели глаза, что нужно подавать апелляцию и обращение в ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека — прим. ред.), а он отвечает, что не видит больше в этом смысл, не хочет злить систему, и у него опускаются руки. Потом мое разочарование подкрепляется здоровой агрессией и недовольством. Зачастую именно это двигает меня вперед. Возникает желание хоть немного в этом выбить положительной практики, хотя бы чуть-чуть помочь людям. 

Ирина, МГЮА им. О.Е. Кутафина, 3 курс

Расскажи о кейсе из своей практики

Сейчас у меня есть интересный кейс, о котором я подробно писала в издании «Мы.Киров». В телеграмм-чат «Карамельная Королева» была репостнута запись движения «Весна»* о призыве выйти на акцию против частичной мобилизации. В суде сотрудник Центра «Э» объяснил, что обнаружил в телеграмм-чате призыв «Карамельной Королевы», нашел в интернете телефон и имя, привязанные к данному аккаунту, а затем пробил по базе адрес прописки. В суде подзащитный, однако, заявил, что потерял симку от этого номера еще в 2021-м году и не знает, кому принадлежит аккаунт «Карамельная Королева». 

Судья Ленинского суда г. Кирова Ершова А.А. признала подзащитного организатором антивоенного митинга на Театральной площади 21-го сентября и назначила штраф в 20 тысяч рублей. При этом в материалах дела не указано, где проходила акция, во сколько. То есть фактически нет признаков объективной стороны правонарушения. Надеюсь, что областной суд встанет на сторону моего подзащитного и прекратит дело. 

UPD: К моменту публикации стало известно, что Кировский областной суд в апелляционной инстанции прекратил «митинговое» дело против активиста. 

Боишься ли ты защищать людей, выступающих против государственной политики?

Мне нечего сейчас бояться. Нет ничего страшнее войны, убийств, искалеченных судеб. По сравнению с этим, обыск — пустяк. Тем более я верю, что все это в скором времени обязательно закончится. Наша задача сейчас — независимо предоставлять информацию, рассказывать о политзаключенных, ведь большая часть общества вообще не знает, что происходит на самом деле. 

Защитник в суде — только с высшим образованием?

В начале ноября Верховный суд внес в Госдуму законопроект о запрете людям без высшего юридического образования быть представителями в суде. Таким образом, из процессов намерены исключить общественных защитников. В Госдуме планируют рассмотреть законопроект во время весенней сессии, которая проходит с 9 января по 30 июля 2023 года.

Адвокат Иван Павлов прокомментировал The Vyshka новый законопроект

Иван Павлов — кандидат юридических наук, адвокат журналиста Ивана Сафронова, руководитель правозащитной организации «Команда 29», создатель правозащитного проекта «Первый отдел»

— Я за то, чтобы защита была профессиональной. Во всех странах с устоявшейся правовой системой есть адвокатская монополия на судебное представительство, тем более на предварительном следствии. Все-таки, когда мы обращаемся к медицинской помощи, мы обращаемся к квалифицированным врачам. То же самое с адвокатами. То есть я не против, чтобы участвовал общественный человек, но наряду и только в дополнении к лицензированному адвокату. 

Если ты хочешь защищать человека, то тут важно иметь не только желание, но и чтобы у тебя был достаточный уровень знаний и опыт. Только в этом случае ты можешь делать некоторые решения, которые могут влиять на судьбу человека. Но я не думаю, что введение адвокатской монополии — какая-то ближайшая перспектива в России. Власть в России просто игнорирует адвокатуру, потому что она слабая. Адвокаты нужны для чего? Они — мебель в зале судебного заседания, инвентарь. Они нужны по сути для того, чтобы выйти к прессе и рассказать, что произошло за закрытыми или открытыми дверями суда. 

Главное — безопасность 

Мы собрали для вас полезную информацию о том, куда обращаться в экстренных ситуациях и какие материалы изучить для самозащиты.

Правозащитные организации: 

  • «ОВД-Инфо»*: консультации, правовая помощь и сопровождение задержанных на публичных акциях. Связаться быстро — через бот;
  • «Общественный вердикт»*: консультирует и оказывает правовую поддержку тем, чьи права нарушили правоохранительные органы;
  • «Открытое пространство»: правозащитный проект помощи активистам. За любой помощью и консультацией можно обратиться на горячую линию;
  • «Золотой ключик»: независимая низовая инициатива. Предоставляют психологическую и финансовую помощь, а также шелтер для антивоенных активистов;
  • «Пикетмэн»: проект журналиста Ильи Азара, помогающий оплачивать штрафы за одиночные пикеты.

Правовая помощь для призывников и военных:

  • Бот международной правозащитной группы «Агора»*: консультация по всем вопросам касательно мобилизации, прав призывников и военнослужащих;
  • «Комитет солдатских матерей»: консультации о прохождении военной службы, помогает призывникам и военнослужащим не попасть на фронт или уволиться со службы;
  • Движение сознательных отказчиков от военной службы: организация обучает призывников, как отказаться от прохождения военной службы; 
  • «Призыв к совести»: коалиция юристов и правозащитников за сознательный отказ от военной службы. В их телеграм-канале — важные материалы. За помощью можно обратиться на горячую линию.
  • «Школа призывника»: консультирует по вопросам призыва и обучает, как защищать свои права;
  • «Реальная армия»: проект помогает защищать свои права при незаконных действиях или бездействии военных чиновников;
  • «Солдатские матери Санкт-Петербурга»: проект бесплатно защищает военнослужащих и граждан, подлежащих призыву на военную службу и направлению на альтернативную гражданскую службу;
  • Телеграм-канал адвоката Павла Чикова: там он отвечает на самые распространенные вопросы о мобилизации.

Материалы для защиты своих прав:

*Признаны иностранными агентами, поэтому мы вынуждены сообщать вам об этом.

**Роскомнадзор обязывает называть события на территории Украины «специальной военной операцией».

Автор: Вера Грохотова
Редактор: Александра Александрова
Иллюстратор: Александра Головатенко